Худ Даниел - Пир Попрошаек (Лайам Ренфорд - 3)
Худ Дэниел
Пир попрошаек
(Лайам Ренфорд - 3)
1
Лайам проснулся в прекраснейшем настроении.
Он спал на диванчике - в библиотеке - и, открыв глаза, по несколько
приглушенному свету, идущему сверху, понял, что стекла потолочного купола
завалены снегом. Снег, выпадавший в начале череды празднеств, известных
южанам как пиры побирушек, сулил удачу. Правда, так считали на родине
Лайама - в Мидланде. Впрочем, там и праздники эти назывались иначе -
гулянками дуралеев. А для местных жителей - обитателей южного портового
городка - никакой снег, возможно, ничего и не означал.
Лайам сонно улыбнулся, перевернулся на спину, сладко потянулся и
принялся рассматривать купол. За ночь стекла его и впрямь покрыла пороша, и
неба не было видно. Но солнечный свет все равно пробивался сквозь этот
покров - и довольная улыбка на лице пробуждающегося сделалась еще шире.
"Доброе утро, мастер. Грантайре уже проснулась".
Эти две сторонние мысли влетели в его приятные размышления, словно
пара булыжников в кучу пуха и перьев. Лайам, привстав на локтях, ошалело
взглянул в сторону двери. Дракончик, замерший там, размером не превосходил
небольшую собаку. Однако умением портить с утра настроение людям он явно
превосходил многих домашних животных, а имя вчерашней незваной гостьи и
вовсе повергло Лайама в тоску.
- Н-да... доброе... привет, Фануил,- промямлил Лайам, нарушая свое
обещание не говорить без надобности с дракончиком вслух, но, прежде чем
уродец успел возмутиться, сформировал в мозгу новую фразу и вытолкнул ее за
пределы сознания. "Чем она занята?" "Гуляет по берегу". "Далеко?"
"Не так чтобы очень",- ответствовал Фануил, усаживаясь на задние лапы.
Он деловито расправил кожистые крылья и вновь аккуратно сложил их.
"А нас она может услышать?" "Мы ведь не разговариваем". "Ты знаешь,
что я имею в виду!" - обозлился Лайам. Временами твердолобость уродца очень
его раздражала.
"Я уже говорил, мастер, что наши мысленные беседы недоступны другим,-
невозмутимо отозвался дракончик. - Она, конечно, понимает, что мы общаемся,
однако прочесть наши мысли ей не под силу".
С тягостным вздохом, переходящим в стон, Лайам вновь повалился на ложе
и, натянув до бровей одеяло, принялся размышлять.
Эта особа постучалась к нему довольно поздненько. Поначалу, увидев ее
сквозь стеклянную стену прихожей, он решил было, что это какая-нибудь
знатная путница, заблудившаяся в дороге и растерявшая всех своих слуг.
Нечего удивляться, что внимание бедняжки, попавшей в беду, привлекли яркие
окна дома, одиноко стоящего на морском берегу. Еще он заметил, что путница
весьма миловидна, несмотря на багровые от холода щеки и изрядно
растрепанную прическу.
Образ милого и трогательного в своей беспомощности существа улетучился
очень быстро. Поздняя гостья бесцеремонно ввалилась в гостиную и,
передернувшись всем телом, бросила на пол тяжелую дорожную сумку.
- О боги, ну там и холодина! - заявила она, затем расстегнула пряжку
отороченного мехом плаща. Плащ упал, и путница осталась в одном легком
платье - достаточно скромном, если говорить о его покрое, и недостаточно
скромном, если говорить о длине. Ножки незнакомки, во всяком случае, оно
ничуть не скрывало, однако гостья вовсе тем не смущалась. - Но в доме
Танаквиля в любую погоду - жара. Тут уж не прогадаешь...
Незнакомка прошла в глубь гостиной, потирая шею руками и принюхиваясь,
словно эта жара имела какой-то особенный запах.
- Или мне стоило сказать - в вашем доме? Вы ведь Лайам Ренфорд? Так?
- Да, -
